напишите о каком нибудь для тебя "открытие" которое ты совершила в своей жизни (пожалуста не пишите фигню)

+ 0 -

БЛЭК01200

21 авг. 2013 г., 4:17:13 (10 лет назад)

Мое открытие латиноамериканской литературы 
После нескольких лет изучения классической и современной литературы складывается определенный стереотип, который я могу назвать привычным ожиданием. Все разнообразие стилей, сюжетов, характеров укладывается все-таки в определенную схему, "культурный слой", который при разнообразии красок состоит из более или менее однородного материала. И только дважды я встречалась с литературой, которая ломала все стереотипы, была ошеломляюще новой. Это — японская поэзия и латиноамериканская проза. Человек, воспитанный на канонах европейской культуры, чувствует себя как житель равнин, увидевший горы, или как пловец, который нырнул в закрытом бассейне, а вынырнул в открытом море. Латиноамериканскую прозу пытались отнести к какому-то стилю и методу, но, отчаявшись, придумали для нее новое название — магический реализм. Это не определение, а попытка передать то странное и чарующее могущество, которое превращает литературу в заклинание, вызывающее первобытных духов и населяющее удушливые мегаполисы невероятно живыми существами, буйными, непредсказуемыми и прекрасными, как природа. Две основные ветви магического реализма представлены Хорхе Луисом Борхесом и Габриелем Гарсиа Маркесом. Борхес — уникальный "писатель для писателей". Его рассказы и эссе представляют собой изощренное, тонкое, иногда ироничное, а иногда восторженное исследование, переосмысление философских литературных проблем. Борхес — творец литературоведческой мифологии. Метафизические, абстрактные до предела вопросы он погружает в детально воспроизведенный в слове реальный, вещественный, даже банальный мир. Героями Борхеса становятся "Вавилонская библиотека" — лабиринт, уставленный полками с книгами, который населяют читатели; "Алеф" — точка мира, вмещающая весь мир; "Дон Кихот" — не рыцарь, не автор, а сам роман. Острая и насмешливая мысль препарирует сотни литературных сюжетов, а совершенный литературный дар позволяет Борхесу вновь воссоздать целостность мира, разрушенного анализом. Борхес — непревзойденный мастер лишать определенности даже строгие математические законы. Что-то подсказало ему, что мир не так-то прост, и два камня не обязаны сохранять в унылом постоянстве свою парность ("Синий тигр"). Он никогда не соглашался с Эйнштейном, уверенным, что Бог не играет в кости, что мир познаваем и определен. Борхес знает, что в кости играет вся Вселенная, что дважды два — это зловещее математическое действие, которое в результате сможет дать четыре, а может — третий мир ("Тлен, Укбар, Orbis Tertius). Борхес много лет был директором национальной библиотеки. Это естественно — где жить ему, как не среди книг. И Борхес — единственный в мире слепой библиотекарь. Это символично. Слепота писателя воспринимается не как недостаток, а как божий дар. Она дана ему, чтобы ум, не отягощенный мелочной суетой, лучше постигал мир и человека. Слепой Борхес прекрасно разглядел обратную сторону Луны еще до первых полетов в космос и тот чудовищный по силе огонь, который томится в глубине самых кротких и сонных глаз.