помогите написать сообщение о Чехове.пожалуйста

+ 0 -

Korokurok

14 нояб. 2014 г., 8:38:06 (9 лет назад)

Антон Павлович Чехов родился в г. Таганроге 17 (29)января 1860г., умер 2 (15)июля 1904 г. в г. Баденвейлер (Южная Германия). Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Отец — Павел Егорович Чехов (1825 — 1898 г.г.). Мать — Евгения Яковлевна Чехова (урождённая Морозова) (1835 — 1919 г.г.)

Братья и сестры: Александр — литератор, лингвист (1855 — 1913 г.г.); Николай — художник (1858 -1889 г.г.); Михаил — писатель, юрист (1868 — 1936 г.г.); Иван — учитель (известный московский педагог) (1861 — 1922 г.г.); Мария — художница-пейзажистка (1863 — 1957 г.г.). Все дети Чеховых были исключительно одарёнными, высокообразованными людьми.

Отец — Павел Егорович Чехов был весьма интересной личностью. Он имел в Таганроге бакалейную лавку, будучи купцом 3-й гильдии, но занимался торговлей без особого рвения, больше уделяя внимание посещению церковных служб, пению и общественным делам. Обстановка в доме Чеховых была традиционно — патриархальной: дети воспитывались в строгости, часто применялись и телесные наказания, бездельничать никому не дозволялось. Помимо учебы в гимназии, сыновьям Павла Егоровича приходилось иногда замещать отца в лавке, конечно в ущерб занятиям. По вечерам пели хором. Отец прекрасно играл на скрипке, пел, Маша аккомпанировала на фортепиано, в общем, устраивались целые музыкальные семейные представления.

Мать — Евгения Яковлевна, прекрасная хозяйка, очень заботливая и любящая, жила исключительно жизнью детей и мужа. Но, при этом, страстно любила театр, хотя и посещала его нечасто. В ранней молодости она была отдана в таганрогский частный пансион благородных девиц, где обучалась манерам, танцам и хорошим манерам. Евгения Яковлевна оказывала огромное влияние на формирование характеров своих детей, воспитывая в них отзывчивость, уважение и сострадание к слабым, угнетённым, любовь к природе и миру. Антон Павлович Чехов впоследствии говорил, что «талант в нас со стороны отца, а душа — со стороны матери».

+ 0 -

Баста4

14 нояб. 2014 г., 9:25:46 (9 лет назад)

                                   Чехов и его место в русской литературе.
 
                                                  "Жить для того, чтобы умереть, вообще не забавно, но жить, зная, что умрёшь преждевременно, — уж совсем глупо..."
                                                                                              Максим Горький.
В галерее портретов русских писателей среди бородатых, могучих в лепке и глубоко оригинальных фигур Тургенева, Толстого, Плещеева, Мея, Некрасова, Добролюбова, Достоевского фигура, а точнее фигурка Чехова представляется такою незначительною, обыкновенною. Положенная нога на ногу, подпертая рукой голова, волосы не большие и не маленькие, и пенсне докторское, наконец, выражение лица скорее скучающее, чем грустное, умное, но без "мировой скорби" или "негодования". Фигура близкая и знакомая, словно близкий человек в гости заехал на чашку чая. С медициной романа не получилось. Юрист тоже из него не вышел. Словом, из "обра-зованных". В раздумье и безденежье он начал писать, что замечал или слышал, и помещать в "Листках" и иллюстрированных журнальчиках. 

Так вместо "медицины" у него появилась литература. А публика, почтенная публика полюбила "Антошу Чехонте" - этого человека в пенсне, совершенно обыкновенного. 

До виртуозности, до гения довел Чехов изображение обыденной жизни. Все его ранние сочинения "без героизма", без волны, и, что характерно, даже объем рассказов - маленький. Какая противоположность Толстому, Гончарову, парящим в заоблачных высях Лермонтову или Вл. Соловьеву. 

У Чехова все растет на земле: и жизнь, и природа. Сплошные "конфетки-бараночки". 

Чехов довел обыкновенный рассказ об обыкновенном событии до совершенства и апогея. А далее, как у всякого виртуоза, Паганини или Рихтера, у Чехова следует взрыв, та самая волна - "Степь", "Три сестры", "Вишневый сад", "Дядя Ваня". 

Однако - это усталый полдень жизни - его рисовал Чехов с горькой и усмешливой миной. Чехов не был бы Чеховым, не был бы писателем, не был бы интеллигентным русским человеком, если бы к простодушной и доброй эстетике зрелого периода не примешалось его отношение к жизни, прощающее, с усмешкой, любящее, но не уважающее. 

Вот припев и "Дяди Вани", и "Сестер", и старожилов "Вишневого сада": "Что же тут уважать? Конечно, все плохо... И всем ужасно скучно". 

Пушкин, Толстой, Достоевский, ленивый Гончаров, даже Салтыков-Щедрин - вылеплены природой или Богом крупно и сильно и в творчестве, и в лицах. Чехов сотворен иным способом. Этот тихий изящный человек словно вычерчен тонкой иглой, с чрезвычайным благородством всех линий. В Чехове Россия полюбила себя. 

Василий Розанов замечает по поводу Чехова: "Все у него вышло как у всех русских: учился одному, а стал делать другое; конечно, не дожил до полных лет. Кто у нас доживает? Гнезда не имел, был странствующий. Ни звука резкого, ни мысли большой... А вот слушаешь и слушаешь, и забываешь, что дождь идет, что так глупо все, и не то что миришься с глупым, - этого нет, - но в безмерно глупую и дождливую эпоху находишь силы как-нибудь пересуществовать ее, перетащиться по ней". 

В этом, видимо, состоит истинная мудрость Чехова: в героическую эпоху надо жить героически, а в негероическую эпоху все-таки не разбивать о стену голову. Эту мысль о жизни он внушает нам. 

Хочется вспомнить эпизод его взаимоотношений с Максимом Горьким. Написав свою знаменитую пьесу, Горький со свойственным ему пролетарским простодушием назвал ее "На дне жизни". Чехову в пьесе понравилось все, кроме заглавия, и он посоветовал Горькому изменить его. Так возник образ-символ, знак, впитавший в себя, словно губка, значительную часть типических черт тогдашней реальности. 

В этом весь Чехов, в грустной незавершенности, в том, как он переживает и чувствует, как смотрит и что видит.