У хорошего ездока нога всегда в стремени.

Белая ворона
Прозвище "белая ворона" известно всем, однако всякий по-разному толкует его.
Моя бабушка толковала так. Белая ворона вылупилась из яйца обыкновенной чёрной вороны и ничем не выделялась из других. Но вскоре, после того как она оперилась, ей не захотелось жить, как все.
Трудно сказать, почему это произошло. То ли ей было скучно... То ли она вообразила себя необыкновенной и решила выделиться среди других... Или что-то ещё... Может быть, она была одержима жаждой славы - никто не знает.
Только вдруг ворона решила стать солисткой академической оперы.
У неё был достаточно громкий голос и, может быть, куда более звучный, нежели у других, но, к сожалению, кроме "кар-кар", она не могла выкаркнуть ни одной ноты. И вместо того чтобы разъяснить ей, что её голосовых данных недостаточно для оперного пения, над нею посмеялись. А смех, как известно, не всегда бывает хорошим лекарством. Особенно в юности. Потеряв надежду стать солисткой оперы, она решила выбрать иной путь.
- Ну что ж, буду танцовщицей. Для этого не нужен голос.
И она принялась танцевать. Но над ней снова посмеялись. Цапля сказала:
- Чтобы стать балериной, недостаточно ног и двух вороньих па - скок-прыг и прыг-скок.
Это ещё больше ранило самолюбие вороны.
- Тогда покажу, что такое высший пилотаж, - сказала она.
Однако и это вызвало смех. Громче всех смеялись щебетуньи ласточки, которые летали выше и быстрее других.
Ах, если бы они или кто-то другой объяснили вороне, что нужно применять себя в жизни по своим способностям и возможностям! Тогда бы, наверно, ворона нашла своё счастье. Но этого не произошло.
Обиженная, раздосадованная, она не захотела разобраться в себе самой и наперекор всем не остановилась.
Так бывает. Ложное самолюбие порождает больное самомнение, которое приводит к самым неожиданным результатам. В данном случае оно привело в парикмахерскую.
- Я хочу стать белой, - сказала она.
- Пожалуйста, - ответили ей.
И вскоре жизнь вороны круто изменилась. Люди кричали:
- Смотрите! Белая ворона!
Её заметили все. О ней сообщили вечерние газеты как о чуде орнитологии. Она была счастлива! Её самолюбие торжествовало. Но...
Но радость была недолгой. Когда слух о ней прошёл по всей земле, её решили поймать. Одни хотели поселить белую ворону в клетку зоологического парка, другие - превратить её в чучело для музея.
За нею гонялись день и ночь. А она ни жива ни мертва отсиживалась в кустах, пряталась в дуплах от своей шумной славы и наконец исчезла.
Никто не знает, куда она делась. Одни предполагали, что ворона погибла в когтях ястреба, который принял её за белого голубя. Кто-то, смеясь, утверждал, что она, полиняв, стала снова чёрной вороной. Было множество догадок, но это не столь важно. Важно то, что ворона обессмертила себя прозвищем всех тех, кто во что бы то ни стало хочет выделиться из других.

тебя хорошо, потому что лучше иметь в груди кусочек человеческого сердца вместо холодного камня, — понимаешь?..»

Били копыта,

Пели будто:

- Гриб.

Грабь.

Гроб.

Груб.-

Ветром опита,

льдом обута

улица скользила.

Лошадь на круп

грохнулась,

и сразу

за зевакой зевака,

штаны пришедшие Кузнецким клёшить,

сгрудились,

смех зазвенел и зазвякал:

- Лошадь упала!

- Упала лошадь! -

Смеялся Кузнецкий.

Лишь один я

голос свой не вмешивал в вой ему.

Подошел

и вижу

глаза лошадиные...

Улица опрокинулась,

течет по-своему...



Подошел и вижу -

За каплищей каплища

по морде катится,

прячется в шерсти...



И какая-то общая

звериная тоска

плеща вылилась из меня

и расплылась в шелесте.

"Лошадь, не надо.

Лошадь, слушайте -

чего вы думаете, что вы сих плоше?

Деточка,

все мы немножко лошади,

каждый из нас по-своему лошадь".

Может быть,

- старая -

и не нуждалась в няньке,

может быть, и мысль ей моя казалась пошла,

только

лошадь

рванулась,

встала на ноги,

ржанула

и пошла.

Хвостом помахивала.

Рыжий ребенок.

Пришла веселая,

стала в стойло.

И всё ей казалось -

она жеребенок,

и стоило жить,

и работать стоило

Луга покрылись цветами, и Лиза пришла в Москву с ландышами. Молодой, хорошо одетый человек, приятного вида, встретился ей на улице. Она показала ему цветы — и закраснелась. «Ты продаёшь их, девушка?» — спросил он с улыбкою. — «Продаю», — отвечала она. — «А что тебе надобно?» — «Пять копеек». — «Это слишком дёшево. Вот тебе рубль». — Лиза удивилась, осмелилась взглянуть на молодого человека, — еще более закраснелась и, потупив глаза в землю, сказала ему, что она не возьмет рубля. — «Для чего же?» — «Мне не надобно лишнего». — «Я думаю, что прекрасные ландыши, сорванные руками прекрасной девушки, стоят рубля. Когда же ты не берёшь его, вот тебе пять копеек. Я хотел бы всегда покупать у тебя цветы; хотел бы, чтоб ты рвала их только для меня».— Лиза отдала цветы, взяла пять копеек, поклонилась и хотела идти, но незнакомец остановил ее за руку. «Куда же ты пойдешь, девушка?» — «Домой». — «А где дом твой?» — Лиза сказала, где она живет, сказала и пошла. Молодой человек не хотел удерживать ее, может быть, для того, что мимоходящие начали останавливаться и, смотря на них, коварно усмехались.