повесть чук и гек у таежного сторожа была собака по кличке?
10-11 класс
|
ответ прост даже очень:звали собаку,Смелый
Другие вопросы из категории
Великую Отечественную Войну. Если можно, то скажите примерный план сочинения или же его маленькую версию . Очень надо.
героев. 2) Природа и жизнь людей в понимании толстого 3) личная жизнь героя в романе 4) быт поместного дворянства 5) почему рушится мир к концу второго тома?
РЕБЯТ ОЧЕНЬ НУЖНЫ ОТВЕТЫ С ПОЯСНЕНИЯМИ ДАЖЕ НЕ ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ. ЗАРАНЕЕ СПАСИБО
что от жизни знаю, Что в сердце ношу своем. За время, за век огромный, Что выпал и мне с тобой, За все, что люблю и помню, За радость мою и боль. За горечь мою и муку, Что не миновал в пути. За добрую науку, С которой вперед идти. За то, что бессменно, верно Тебе служить хочу, И труд мне любой безмерный Еще как раз по плечу. И дерзкий порыв по нраву, И сил не занимать, И свято на подвиг право Во имя твое, во славу И счастье, Отчизна-мать! 1955
Читайте также
РАССКАЗА?ПОМОГИТЕ ОЧЕНЬ НАДО!
Помогите, пожалуйста. В густом тонкоствольном осиннике я увидел серый в два обхвата пень. Пень этот сторожили выводки опят с рябоватыми шершавыми шляпками. На срезе пня мягкою шапкою лежал линялый мох, украшенный тремя или четырьмя кисточками брусники. И здесь же ютились хиленькие всходы елочек. У них было всего по две-три лапки и мелкая, но очень колючая хвоя. А на кончиках лапок все-таки поблескивали росинки смолы и виднелись пупырышки завязей будущих лапок. Однако завязи были так малы и сами елочки так слабосильны, что им уже и не справиться было с трудной борьбой за жизнь и продолжать рост. Тот, кто не растет, умирает! — таков закон жизни. Этим елочкам предстояло умереть, едва-едва народившись. Здесь можно было прорасти. Но нельзя выжить. Я сел возле пенька и заметил, что одна из елочек заметно отличается от остальных, она стояла бодро и осанисто посреди пня. В заметно потемневшей хвое, в тоненьком смолистом стволике, в бойко взъерошенной вершинке чувствовались какая-то уверенность и вроде бы даже вызов. Я запустил пальцы под волглую шапку мха, приподнял ее и улыбнулся: «Вот оно в чем дело!» Эта елочка ловко устроилась на пеньке. Она веером развернула липкие ниточки корешков, а главный корешок белым шильцем впился в середину пня. Мелкие корешки сосали влагу из мха, и потому он был такой линялый, а корешок центровой ввинчивался в пень, добывая пропитание. Елочка долго и трудно будет сверлить пень корешком, пока доберется до земли. Еще несколько лет она будет в деревянной рубашке пня, расти из самого сердца того, кто, возможно, был ее родителем и кто даже после смерти своей хранил и вскармливал дитя. И когда от пня останется лишь одна труха и сотрутся следы его с земли, там, в глубине, еще долго будут преть корни родительницы-ели, отдавая молодому деревцу последние соки, сберегая для него капельки влаги, упавшие с травинок и листьев земляники, согревая его в стужу остатным теплым дыханием прошедшей жизни. Когда мне становится невыносимо больно от воспоминаний, а они не покидают, да и никогда, наверное, не покинут тех, кто прошел войну, когда снова и снова передо мной встают те, кто пал на поле боя, а ведь были среди них ребята, которые не успели еще и жизни-то как следует увидеть, ни полюбить, ни насладиться радостями мирскими и даже досыта поесть, — я думаю о елочке, которая растет в лесу на пне. (В. П. Астафьев)